Мы пришли в ЦСО Сокольники в день, когда там собирался клуб общения глухих. В комнате, напоминающей красный уголок, собралось человек тридцать народу, преимущественно пенсионного возраста. На табуретке стоял телевизор, смотрели отчет о праздновании Нового Года.
Я зацепила всего несколько слайдов: корпус унылого санатория, потом традиционная новогодняя открытка с бокалами шампанского и нарядной еловой веткой, а после титр, мол, помимо ужина должна была быть дискотека, но почему-то не состоялась. Это было не единственное, что там не состоялось, но я уже не запомнила.
После просмотра слайдов началось обсуждение жизни клуба. Представительница ЦСО, улыбчивая полноватая женщина, объясняла, почему помещение следует освободить до 20:00. «Мы понимаем, что вы не можете общаться по телефону, вам нужно больше времени на встречи… Мы бы с радостью вас оставляли хоть на всю ночь, но в полвосьмого приходит охрана, проверяет, что никого нет, а помещение ставится на сигнализацию…» Глухие возмущались: «А столовая!? Почему нас не пускают в столовую! Чем мы хуже других!» Представительница ЦСО объясняла: «Мы бы с радостью вас пускали в столовую, но на питание глухих деньги не выделены». «А чай! Почему мы не можем приходить на чаепития в центре!? Все могут, а мы не можем!» – возмущались глухие…
Немного ошарашенные таким накалом дискуссии, мы тихонько вышли в коридор, куда по одному пригласили желающих дать интервью.
«Переводчиков не хватает, и мы выкручиваемся сами»
Моей первой собеседницей была Евсеева Ирина Фёдоровна, пенсионерка. Она слабослышащая и хорошо говорит как голосом, так и на жестах:
«Я легко разговариваю, поэтому всю жизнь выступаю в роли переводчика. Это часто бывает нужно. «Говорящие» (так глухие между собой называют слышащих – М. Потапова) что-то скажут – глухому не понятно, приходится повторять два-три раза, все от этого устают, приходится переводить. Особенно тяжело тем, которые совсем не слышат. Раньше было больше возможностей. А сейчас стало сложнее, переводчики требуют денег. Я понимаю, что зарплата у них маленькая, все понимаю, но переводчиков не хватает, и мы выкручиваемся сами. Слабослышащие помогают глухим, или же дети, если слышат, ходят с родителями. Я сколько раз помогала в поликлинике, в милиции… Поэтому закон – это замечательно. Конечно, меняться будет не сразу. Пройдет год-два. Я думаю, начинать надо с врачей, это самое главное, врачи и милиция…»
«Если глухой ведет себя открыто, все относятся хорошо…»
С появлением второго собеседника я начала догадываться, что этот материал будет самостоятельным. Когда берешь интервью, сталкиваешься, как правило, с двумя проблемами: первая – это то, что с тобой вообще не хотят говорить, проходят мимо, отворачиваются, не хотят связываться. Вторая же проблема, когда об интервью уже вроде договорились – не всегда удается раскрыть собеседника, заставить разговориться. Глухие называют слышащих “говорящими”, журналисты же называют “говорящими” разговорчивых собеседников. Алексей Старостин оказался вполне говорящим в «слышащем» смысле.
«Я работаю в строительной бригаде, и я единственный глухой среди слышащих. Конечно, у нас прекрасные отношения! Они говорят: “Только глухой может так отлично работать!”. Я раньше работал и обдувщиком на самолетах, и ремонтником ПШУ, и грузчиком на подъемном оборудовании. Всегда все было прекрасно. Мы на работе, конечно, и без слов друг друга понимаем, но я всех учу жестам…»
«Недавно меня пригласили на праздничный ужин, – рассказывает Алексей. – Я сначала сидел тихо, в стороне, потому что я плохо слышу, а потом набрался храбрости и решил произнести тост на жестах. Рядом со мной сидел главный механик, он перевел. Там была женщина, она очень удивилась: “Ну надо же!” Потом я перестал стесняться, веселился со всеми, танцевал индийский танец. Женщина была потрясена, как глухой может так выступать! Она пригласила меня на вальс. Все радовались, наливали мне шампанское. Если глухой ведет себя открыто, все относятся хорошо…
…Сейчас приняли закон о статусе жестового языка, это меня очень радует. Я не понимаю, как он будет реализовываться, будут ли обучать переводчиков и посылать в больницы, в полицию, или будут создавать специальные группы для обучения на месте? Это очень нужно, чтобы полиция знала жесты. Глухие водят автомобили, но если авария, объяснить ничего не возможно. Хотелось бы, чтобы жесты знала вся Россия. Когда я был молодым, в 1985 году в это время председателем ВОГ был Абрамов, и я помню, как он занимался вопросом распространения жестового языка в институтах, в техникумах, в медицине, в поликлиниках. Сейчас 2013 год, и вот только принят закон. Но я очень рад, что он принят, и что Путин его подписал. Посмотрим что будет, будем добиваться чтобы было лучше».
«Я часто вижу глухих, которые не умеют писать грамотно…»
Следующий мой собеседник – Юрий Васильевич Конев, пожилой пенсионер. Темы, которые его волнуют больше всего – грамотность и образование глухих.
«Я глухой, из семьи глухих. Я не очень хорошо говорю голосом, но хорошо пишу, даже стихи иногда пишу. Мне это помогает. Когда нет переводчика, я всегда пишу на листочке. Но последнее время, я часто вижу глухих, которые не умеют писать внятно, грамотно. Вместо фразы пишут набор слов. Меня это расстраивает.
Я живу рядом с 30-й школой и вижу подростков, как они разговаривают руками. Хочется подойти, но разница в возрасте останавливает. А мне очень хочется им сказать: учитесь письменной речи, зубрите слова, работайте, не надо рассчитывать только на льготы, пенсию. Мне сейчас 73 года, и во времена моей молодости пенсии не выделяли с 3-х лет, мы все работали. А сейчас я часто вижу, что молодежь ничего не делает, пиво пьют. Меня это очень печалит, мне хочется что-то сделать, рассказать им, тем более я вижу, что у меня мало времени осталось, у меня уже был один инсульт…
С другой стороны, хорошо, что в школах теперь не запрещают жесты, есть глухие преподаватели. Раньше было не так. Когда я пришел маленький в нулевой класс, я уже знал жесты, и все ребята, у кого родители слышащие, побежали ко мне, все хотели научиться. Когда жестов не знаешь – скучно, нет общения.
Про закон я видел новость вчера-позавчера по телевизору. Очень хорошо, что его приняли, надо поддерживать. Переводчиков мало, если какое-то серьезное дело, например дом продать-обменять, на каждом этапе нужен переводчик, а они стоят денег. Огромные суммы получаются, сумасшедшие, разорительные! Я надеюсь, что постепенно все будет меняться».
«…В России люди не умеют общаться с глухими»
Баранов Павел, высокий красивый мужчина, бывший спортсмен, баскетболист. Он слабослыщащий, говорит хорошо и мы разговариваем голосом.
«…Я знаю, что у меня акцент. Допустим, прихожу в магазин, говорю марку сигарет, а продавщица мне: “Вы из какой страны?” Я отвечаю: “Я русский, просто плохо слышу”, а она мне: “Мы думали, вы поляк”…»
Павел много путешествовал, был во Франции, Турции, Чехии, Бельгии, Англии, он говорит, что в Европе спокойнее относятся к глухим, не шарахаются, показывают дорогу.
«…Мой друг в США искал магазин, ему нужно было привезти запчасти для автомобиля, он остановился и спросил полицейского, так тот его за руку взял и проводил до самого магазина. Причем, идти было прилично, метров пятьсот.
А В России люди не умеют общаться с глухими. Дело даже не в жестовом языке, ведь многое можно показать просто мимикой.
Однажды я был во Франции, в Марселе. Мы с друзьями стояли и разговаривали руками, а у меня была барсетка, я ее держал подмышкой. Мимо шел француз, он остановился, указал на барсетку и изобразил человека на мотоцикле, как он может выхватить. Я был ему очень благодарен, говорил: “Мерси! Мерси!”
А в Москве однажды был в больнице, и я долго добивался, чтобы врач со мной разговаривал без маски, я же понимаю только по губам. Долго никто не хотел войти в положение… Глухой человек часто бесправен, не может себя защитить. Был случай, один мой друг ездил на рыбалку, под Астраханью. Там рыбалка платная, на катере подъезжает патруль и берет плату. У моего друга был членский билет, он имел право рыбачить бесплатно. Но охранники подплыли к нему, билет порвали, удочки-спининги отобрали, а его избили. И он даже не подал в суд. Глухому трудно в суде».
«…Раньше считалось, что жестовый язык – это что-то почти неприличное. Когда я пошел в школу, у нас был директор, который бил нас по рукам, за то, что мы говорим на жестах. Когда у меня родилась дочь, она имела маленький недостаток слуха, почти незаметный. И мои родители запретили ее обучать жестам, хотели, чтобы она росла «нормальной». Много лет спустя она пришла в МосГорВОГ, к председателю Базоеву, а он ее спрашивает: «А кто ваши родители?», дочь ответила. Базоев удивился: «Почему же вас жестам не научили?!» Ведь она, зная жесты, могла быть полезна тем, кто слышит хуже. Зато внучка теперь, она совсем маленькая, но уже на жестах кое-что понимает.
…Сейчас ситуация меняется. Вот, например мэр Собянин, он может объясниться руками, знает дактиль. Базоев рассказывал, как к нему приходили, а Собянин говорит: я и без переводчика скажу. Базоев даже растерялся…»
Тем временем заседание клуба продолжалось
Интеллигентная женщина на жестовом языке объясняла, что к проблеме питания в столовой нужно подходить с другой стороны: социальный центр и ВОГ – организации с разными источниками финансирования, для обедов в столовой нужно делать запрос не в ЦСО, а в Общество глухих, поскольку именно оно получает финансирование на эту категорию инвалидов. А потом речь зашла о деликатном поведении в центре: «Не нужно приходить на встречи с другими инвалидами, вы будете мешаться, раздражать их. Глухие должны встречаться отдельно. Зачем вы добиваетесь, чтобы вас пускали на лекции и экскурсии? Вы все равно ничего не поймете, а другим инвалидам будет не приятно видеть, как вы машете руками…»
Я удивилась, что это за деликатность такая: никуда не ходить и не махать руками, а мне объяснили, что простые инвалиды действительно раздражаются, глухие кажутся им слишком крепкими и энергичными конкурентами в борьбе за маленькие радости, предоставляемые центром соцобслуживания.
И я поняла, что еще довольно плохо понимаю этот особый, специфический мир людей с ограниченными возможностями.
Марина Потапова
Фото – Виктория Лашкул